Демографические стратегии сельского населения Тамбовской и Тверской областей (конец XX – начало XXI века)
На фото многодетная семья Михаила и Галины Коломыцевых (Ярославская область) / источник: сайт «Православие.ру»
Введение
Предметом исследования являются интерсубъективные демографические стратегии крестьянских микросоциумов Тамбовской и Тверской областей. Было изучено 1574 отдельных поселения в Тамбовской области в 1989 – 2010 годах, 1290 поселений в Тверской области в 2002 – 2010 годах. Работа является продолжением большого исследовательского процесса по фрактальному моделированию, охватившего ранее несколько временных периодов с середины XIX до последнего десятилетия XX века. Проект опирается как на историко-демографические предметные изыскания российских и зарубежных исследований [1–6], так и новейшие методологические инициативы в области моделирования и междисциплинарного диалога [7–10]. Данная статья является непосредственным продолжением нашей публикации в «Исторической информатике», посвящённой демографическим интенциям тамбовского крестьянства в 1959 – 1989 годах [11].
Мы рассматриваем подобные стратегии как “идеальные”, поскольку они не всегда воплощались в жизнь и, следовательно, отражались в демографической статистике. Но их изучение важно для понимания не только наличных, но и нереализованных демографических процессов и явлений, для выявления тенденций и построения прогнозов движения народонаселения.
Многие важные решения, определяющие демографические процессы в отдельной семье, в современных условиях принимают сами члены семьи (когда вступать в брак, сколько и когда заводить детей, куда и когда мигрировать, какие средства и время тратить на лечение и сохранение здоровья). Однако подобные решения, как и многие иные аспекты социального поведения, будучи индивидуальными, находятся под сильным влиянием коллективных представлений о “должном” и “нормальном” и иных целеполагающих идей, свойственных непосредственному социальному окружению. Для сельского населения, живущего относительно обособленными группами, таким окружением было и остаётся сообщество родного села или деревни. [11].
Для реконструкции столь трудноуловимого предмета, как интерсубъективные стратегии, мы использовали модель Демофрактал, которая представляет собой вариацию общей фрактальной модели перехода (ОФМП). Модель Демофрактал ранее была использована нами для изучения стратегий сельских поселений Тамбовского региона в течение нескольких периодов, начиная с середины XIX века и завершая 1989 годом [11–15].
В этой статье предпринята попытка сравнить чернозёмную, во многом аграрную Тамбовскую область с нечернозёмной, преимущественно неземледельческой областью – Тверской. Проведённый ранее кластерный анализ по основным демографическим показателям по состоянию на 2002 год выявил, что Тамбовская и Тверская области объединяются в одну группу (вместе с другими регионами с русским населением) относительно поздно – на шестом шаге из восьми [16]. Кластерный анализ данных 2020 года показал, что две области вошли в единый кластер с большинством областей Центра России на 4-м шаге, при минимальном расстоянии связывания [17]. Такие результаты свидетельствуют о том, что поселения двух рассматриваемых областей принадлежат к типам, которые в совокупности (хотя и с некоторыми оговорками) охватывают большинство регионов Центральной России, включая Верхнее Поволжье [18, с. 219 – 220].
Хронологически статья посвящена первым послесоветским десятилетиям, которые вместили не только кризис аграрной сферы 1990 годов, но и определённое восстановление некоторых сельских поселений в 2000 – 2010 годах.
Для проведения компьютерных экспериментов с Демофракталом была создана база данных, в которой в формализованном виде представлены основные параметры исследованных поселений и сельсоветов (групп поселений). Источниками для этой базы данных стали разнообразные статистические и справочные материалы. В первую очередь мы основывались на первичных поселенных данных всероссийских переписей населения 1989, 2002 и 2010 годов [19–21].
Для сбора данных мы также использовали официальные Интернет-ресурсы администраций разных уровней. В 2000 – 2010 годы в Интернете стали размещаться отчёты сельских советов, содержащие важные сведения о демографическом и социально-экономическом состоянии поселений.
Используемый нами математический аппарат ОФМП [11] основывается на процедурах Б. Мандельброта для построения алгебраических фракталов [22].
Общая фрактальная модель перехода (ОФМП) представляет эволюцию системы как движение изображающей точки в двухмерном фазовом пространстве, что мы не раз объясняли в своих работах [11–15].
В фазовом пространстве ОФМП можно выделить отдельные области. Такие области обладают определёнными качественными смыслами, которые – по условиям модели – симметричны относительно осей х и у (Рисунок 1).
Программа-фракталопостроитель вычисляет траектории для моделируемой системы при определённой комбинации управляющих факторов и генерирует два рода результатов. Во-первых, это изображения финальных точек – аттракторов, если таковые имеются в границах, допустимых для существования системы. Аттракторы дают представление о конечных состояниях, к которым система стремится под воздействием управляющих факторов. Во-вторых, программа создаёт изображения стартовых точек (бассейнов), из которых точка попадёт в тот или иной аттрактор.
Компьютерные эксперименты с ОФМП сводятся к выявлению конечных состояний системы при различных изменениях управляющих факторов.
Модель Демофрактал является конкретизацией ОФМП. Изображающая точка в Демофрактале означает интерсубъективную демографическую стратегию поселения (отдельного социума). Такая стратегия имеет две ключевые характеристики: желаемый миграционный прирост/убыль (откладывается по оси x) и желаемый естественный прирост/убыль (откладывается по оси y) – Рисунок 2.
Результаты моделирования за 1989 – 2010 годы: общая характеристика
Как мы отметили в начале статьи, новые эксперименты по моделированию были проведены на материалах 1574 отдельных поселений в Тамбовской и 1290 поселений – в Тверской области в 1989 – 2010 годах. По всем этим поселениям (или группам поселений) были вычислены управляющие факторы на основании индикаторов. Индикаторы по каждому поселению собраны в базе данных, доступной онлайн на сайте Центра фрактального моделирования (Ссылка).
Основная тенденция изменений к концу рассматриваемого периода – улучшение технико-технологической вооружённости общества, что повлекло повышение значимости фактора А (благоприятствования внешней среды). Кроме того, масштабный кризис 1990-х годов был в некоторых поселениях компенсирован активным экономическим развитием 2000-х годов. Как минимум можно говорить о восстановительном росте, который, однако, в те годы не успел оказать решающего влияния на восстановление разрушенной и создание принципиально новой сельской социально-экономической инфраструктуры.
Поэтому в целом в модели оставлены прежними индикаторы и формулы подсчёта управляющих факторов, принятые для модели 1959 – 1989 годов [11]. Фактор А в новой модели был увеличен до 0,31 (с 0,30). Это ощутимый, хотя и не радикальный рост. Кроме того, изменились исходные данные по поселениям. Средняя величина Dс для поселений Тамбовской области возросла по сравнению с предшествующим периодом с 0,7921 до 0,8920, средняя Kc – с 1,6182 до 1,7308. Средние величины для Тверской области составили: Dс = 0,8512; Kc = 1,7302. Предшествующий период 1959 – 1989 годов в Тверской области не рассматривался.
Хотя средние величины могут скрывать существенные диспропорции в распределении значений управляющих факторов по поселениям, можно констатировать, что в целом усилились регуляторы миграционных тенденций и естественного прироста по модернизированному типу.
Объективные миграционные факторы и интерсубъективные миграционные интенции в модели сильно воздействуют на демографические стратегии, а именно – на желаемую величину демографического прироста. Мы предполагаем, что миграция (как входящая, так и исходящая) существенно меняет возможности и намерения людей в плане рождаемости.
Эволюция демографического поведения под влиянием миграционных факторов отчётливо распадается на две фазы, которые отделяются друг от друга качественным скачком, который мы ещё в прежних публикациях условно обозначили как демо-миграционный поворот (ДМП).
Напомним, что на ранних стадиях выхода российского сельского сообщества из традиционного состояния (1930 – 1950 годы) отток населения стимулировал интенцию к рождаемости, поскольку общество страдало от потери численности рабочих рук и опекунов. Это реакция социума, который «помнит» о традиционных, компенсаторных, стратегиях коллективного выживания. Таким образом, на ранних стадиях общество стремилось к некоему идеальному состоянию по принципу «рождается очень много людей, но все они уезжают». Однако интенция к рождаемости, как мы убедились, в то время не могла реализоваться в полной мере на практике и иметь реальные результаты в виде естественного прироста населения в подавляющем большинстве поселений. Миграционные интенции осуществлялись намного легче, нежели стремление к рождаемости. Миграционные потери подрывали количество молодых людей плодовитого возраста. Более того, подготовка к миграции, переезд, адаптация на новом месте приводили к откладыванию рождений и сокращению их числа. В то же время насыщение социума новоприбывшими мигрантами недостаточно влияло на рождаемость. У мигрантов уходило некоторое время на адаптацию. К тому же, как показывает изучение демографической «консервативной модернизации», мигрантами в сельскую местность зачастую являлись люди «в возрасте», вернувшиеся в родные края [23].
После завершения ДМП (для большинства поселений приблизительно в 1980 – 2000 годы) сельское сообщество стало реагировать на усиление миграционных стимулов сокращением стремления к рождаемости и, как ни парадоксально, снижением интенций к выездной миграции вплоть до нуля и затем до положительных значений. Последнее утверждение кажется парадоксальным. В действительности же миграционные факторы в российской деревне возрастали вслед за улучшением качества жизни, увеличением производительности труда и компетенций (а значит – и жизненных вариантов) жителей. При выходе из традиционного состояния эти факторы выталкивали население из деревни, а в модернизированной фазе – умеряли стимулы к переезду. Вектор в этой фазе направлен на достижение идеального состояния по принципу «никто не рождается, но многие приезжают».
ДМП, таким образом, связан с прекращением действия традиционных социальных механизмов коллективного выживания и с качественным скачком уровня жизни и технико-технологических её условий. От стремления к обществу идеальных демографических доноров общество разворачивается к стратегии идеальных миграционных реципиентов.
Однако, как показало моделирование, современные сельские поселения после того, как они прошли ДМП и поменяли вектор эволюции, не устремляются напрямую к превращению в «миграционные хабы», а тяготеют к точке баланса. Это означает, что они стремятся к заметному естественному приросту (хотя и меньшему, чем до ДМП), который превышает незначительный миграционный отток.
Это состояние здоровых миграционных доноров (с семьями около трёх детей), могущими стабильно поддерживать свою численность. Главной «опасностью» для такого позитивного сценария является несбалансированный рост миграционных настроений и стимулов как в поселениях-донорах, так и в поселениях-концентраторах. Поселения-доноры в этом случае могут перейти к стратегиям с естественной убылью и исчезнуть на фоне даже небольшого оттока. Поселения-концентраторы также будут генерировать естественную убыль, поддерживая свою численность за счёт вытягивания населения из доноров.
Практические социально-политические усилия, с точки зрения модели, должны быть направлены на регулирование миграционных факторов для достижения более высоких (в плане прироста населения) соотношений естественного прироста и миграционной убыли. Точкой приложения сил в этом случае должны быть именно миграционные настроения и формирующие их факторы. Позитивные сценарии возникают в том случае, если рост объективных обстоятельств, способствующих миграции, умеряется, а интерсубъективные миграционные интенции сводятся к минимуму.
Воздействие миграционных факторов на демографическую стратегию сельского населения Тамбовской области было формально описано в модели для предшествующего этапа 1959 – 1989 годов. В той работе мы теоретически предсказали наличие ДМП. Мы не могли его наблюдать в полной мере в те годы, поскольку лишь 13 поселений демонстрировали «взрыв» аттракторов, однако эксперименты с гипотетическими сценариями показали ДМП [11]. (Выход системы за рамки приемлемых величин сопровождается «взрывом» аттракторов. В нормальных сценариях развития аттракторы собраны в одну точку. При «взрыве» аттракторы разлетаются из одной точки, образуя облака различных форм).
Результаты моделирования за 1989 – 2010 годы для поселений Тамбовской области
На Рисунке 3 представлена сборная картина аттракторов 750-ти поселений Тамбовской области («взрывы» аттракторов здесь не изображены).
Сопоставление общих результатов моделирования (принадлежности поселений к разным типам демографических стратегий) за 1959 – 1989 и 1989 – 2010 годы представлено в Таблице 1 (для Тамбовской области).
В большинстве случаев доли разных типов не изменились радикально. Однако есть несколько исключений. Появилось значительное число поселений в типах 2 и 3. Это признак демографического возрождения, поскольку в этих типах имеется естественный прирост, который превышает миграционный прирост или убыль. Ранее (в 1959 – 1989 годах) таких поселений было зафиксировано всего лишь десять, а в исследованном периоде – уже 106. Бо́льшая их часть (73 поселения) располагается в области 2 (миграционные доноры, компенсирующие потери за счёт хорошего естественного роста). На рисунке 4 видно, что аттракторы в области 2 являются продолжением вытянутого облака аттракторов, которое мы обозначили как «верхнее скопление». Оно располагается в областях 1 и 2. Ниже мы покажем, что аттракторы в области 2 очевидно появились здесь в результате перетока аттракторов внутри этого облака из области 1. Это означает, что поселения постепенно переходят от ситуации, когда миграционный отток истощает местные сообщества, к ситуации, когда отток становится меньше естественного прироста.
Доля поселений типов 2 и 3 в общем числе поселений невелика, поэтому Таблица 1 в целом фиксирует, на первый взгляд, преемственность процессов в более позднем периоде. Однако, как мы покажем ниже, различие между двумя периодами имеет глубокий качественный характер. Демографические стратегии за это время претерпели скачкообразное изменение. Основное внимание мы уделим изменениям, произошедшим внутри типов 1 и 2. Рисунок 4 и Таблица 2 показывают распределение скоплений аттракторов. На Рисунке 4 не обозначены поселения в состоянии «взрыва» аттракторов. Примеры таких поселений даны на Рисунке 5.
* В модели для 1959 – 1989 гг. количество поселений, переживающих «взрыв аттракторов», было существенно меньше – 13 единиц.
В нашей предшествующей работе мы показали, что «взрыв» аттракторов в зоне R является переломным моментом для поселений [11]. Он сопряжён с высоким риском исчезновения поселений (вследствие наиболее высоких миграционных интенций), но в то же время в этот момент меняется вектор эволюции, и сохранившиеся поселения, пройдя ДМП, получают шанс снизить отток и сбалансировать его с естественным ростом. Мы связываем взрыв аттракторов в зоне R с именно с ДМП.
Если в 1959 – 1989 годах в Тамбовской области было всего лишь 13 поселений в состоянии взрыва аттракторов, то в 1989 – 2010 годах таких поселений насчитывается 824. Таким образом, более половины поселений находились в острой фазе ДМП.
«Нижнее», «среднее» и «верхнее» скопления аттракторов (Рисунок 4) – это поселения, которые уже миновали ДМП и устремились к некоторой области вокруг точки баланса между разными типами стратегий (в центре фазового пространства на Рисунке 4). Мы убедились в этом, увеличив в нескольких прогностических экспериментах величины А и Dc. В результате аттракторы переместились вниз и вправо. То есть скопления, которые мы видим, – это проявление перетока аттракторов в типы 3, 4, 8 (и, возможно, в другие типы) под влиянием роста фактора А и Dc. Заметим, что рост А и Dc является следствием повышения уровня жизни, развития техники и технологий, улучшения образования и доступности инфраструктуры, увеличения вариантов жизненных траекторий. Это базовые исторические тренды.
Поселения верхнего скопления (226 единиц) устремились после ДМП в зоны 2 и 3, для которых характерен естественный рост, превышающий миграционный отток или приток.
Поселения среднего и нижнего скопления (214 единиц) эволюционировали по направлению к типам 8 и 7, где имеется естественная и миграционная убыль. Однако скопления находятся недалеко от линии баланса, что означает, что поселения стремятся к равновесию миграционных и естественных процессов. Это значит, что демографическая ситуация поддаётся корректировке.
В зоне риска запустения осталось 169 поселений, не вступивших пока в ДМП.
Таким образом, мы можем наблюдать картину, когда незначительная часть поселений (около 11%) пока только втягивается в ДМП, более половины поселений – переживает его острую фазу. Около 14% поселений прошли/пережили ДМП и эволюционируют в направлении демографического возрождения. Ещё 13,4% после ДМП эволюционируют в направлении демографического баланса, но с незначительным превалированием миграционного оттока, что даёт надежду на возможность корректировки их демографической стратегии.
Можно сказать, что в модели 1989 – 2010 годов для Тамбовской области мы видим массовый финал тенденций, проявившихся и приобретших доминирующий характер в моделях 1939 – 1959 годов и 1959 – 1989 годов, а также старт новых тенденций.
Модель даёт надежду на слом негативных и возникновение позитивных тенденций. Однако то обстоятельство, что дальнейшее существование более половины поселений остаётся под вопросом, конечно, не позволяет делать радужные прогнозы.
Результаты моделирования за 2002 – 2010 годы для поселений Тверской области
Моделирование стратегий тверских поселений показывает, что они (в плане демографических интенций) эволюционировали аналогично поселениям Тамбовской области. Рисунок 6 демонстрирует сборную картину аттракторов 391 поселения Тверской области («взрывы» аттракторов здесь не изображены так же, как и на Рисунке 3).
Пройдя раннюю фазу ДМП (которую мы не видим в этот период), поселения попадают в зону риска запустения и переживают «взрыв» аттракторов (таких поселений в Тверской области, как и в Тамбовской, большинство). «Взрыв» аттракторов мы, как уже говорилось, отождествляем с ДМП. Примеры взрывов аттракторов в тверских экспериментах представлены на Рисунке 7. Те поселения, которые пережили ДМП, в дальнейшем эволюционируют по траектории из зоны R вниз и вправо – в окрестности точки баланса между миграционным и естественным приростом/убылью (то есть в центр модельного пространства на Рисунке 6). Такие поселения, вышедшие из ДМП, составляют верхнее и нижнее скопление аттракторов (Рисунок 6).
Отличие тверских экспериментов от тамбовских (Рисунок 4) в том, что здесь есть два скопления вместо трёх, и, соответственно, общая картина перетока аттракторов (эволюции поселений) несколько проще.
Размеры скоплений аттракторов несколько отличаются в тамбовских и тверских экспериментах, что даёт некоторые основания для выводов о темпах и завершённости процессов в Тверской области по сравнению с Тамбовской. Таблица 3 позволяет сравнить размеры скоплений и количество аттракторов в зоне R.
Как видно из таблицы 3, в Тверской области на 17,3% больше поселений, «застрявших» в зоне риска запустения и переживающих «взрыв» аттракторов. В то же время размер «облаков» в Тамбовской области больше на 10,8%.
Тверская область, входящая в состав «старопахотного» Центра России и находящаяся севернее чернозёмной Тамбовщины, раньше и сильнее испытала на себе процессы урбанизации и раскрестьянивания. Поселения Тверской области поэтому намного дальше продвинулись по тому пути, по которому идут тамбовские поселения. Миграционный и демографический потенциал тверских поселений сильно истощён: здесь больше поселений, находящихся на грани запустения (в зоне R).
Поселения, входящие в скопления, имеют относительно позитивные демографические перспективы и движутся, при благоприятном стечении обстоятельств, к сбалансированному развитию. В Тверской области доля таких поселений меньше в сравнении с Тамбовской областью. Крестьянское общество уже сыграло мощную роль в наполнении миграционных хабов и в значительной мере истощено. Следует предположить, что некоторые из успешных поселений в Тверской области уже давно доросли до уровня городов и посёлков городского типа (пгт) и поэтому оказались вне рамок нашего исследования.
Кроме того, крупные сёла в Тверской области были менее востребованы в качестве концентраторов населения (с такой ролью справлялись многочисленные города и пгт). Тамбовщина значительно уступает Тверской области по числу городов и посёлков городского типа. При сопоставимой общей численности населения (1,23 млн человек в Тверской и 0,98 млн человек – в Тамбовской области в 2022 году) городское население Тверской области в 2020 году составляло 78,1% (в области 23 города и 30 пгт), тогда как в Тамбовской области в 2021 году горожане составили 61,5% (в области 8 городов и 12 пгт).
К аналогичным заключениям подталкивает и сравнение структуры тамбовских и тверских поселений по типам демографических стратегий (Таблица 4).
Таблица 4 показывает, что поселения типов 2, 3, 4 и 5, которые имеют перспективу роста (за счёт миграции и/или естественного роста), в совокупности в Тверской области составляют 4,3% (против 11,2% в Тамбовской). В Тверской области такие поселения или перешли в городские категории, или оказались менее востребованными местами жизни в связи с наличием большого количества городов и пгт.
Любопытно, что в Тверской области вообще не сохранилось поселений типа 8 (миграционные доноры с естественной убылью), тогда как в Тамбовской области с её большим крестьянским демографическим ресурсом такие поселения ещё есть, хотя, конечно, они быстро исчезают.
Заключение
Таким образом, тверские и тамбовские поселения демонстрируют однообразие закономерности, которая управляет эволюцией демографических стратегий. Исторические и географические различия определили некоторое отставание тамбовских поселений в реализации того сценария, по которому развивается ситуация в Тверской области.
В конце XX века, спустя несколько десятилетий после демографического перехода, аграрное общество встало перед необходимостью совершить новый скачок – ДМП (или, в противном случае, исчезнуть). Если демографический переход был связан с огромным дисбалансом – разрывом между рождаемостью и смертностью, то ДМП – с дисбалансом между естественным приростом/убылью и миграционным оттоком. Сущность демографического перехода заключалась в существенном снижении рождаемости для достижения баланса со смертностью, которая уменьшилась в результате общеисторических процессов. Сущность ДМП заключается в значительном сокращении миграционного оттока для балансировки его (в лучшем сценарии) несколько ниже естественного роста. Наше моделирование показало, что на такую траекторию уже вышли около 14% из 1574 изученных тамбовских поселений и около 11% тверских поселений. Сохраняются возможности корректировки на эту же траекторию ещё около 14% поселений в Тамбовской области и около 6% в Тверской. Далеко по этому пути продвинулись 4% поселений в Тамбовской области и лишь 0,5% – в Тверской, превратившись в места притяжения для мигрантов, но сохранив при этом сравнительно высокую рождаемость.
В явлении обратной миграции в сельскую местность нет ничего удивительного. В своё время П. Г. Рындзюнский отметил, что возвратное движение горожан к земле наблюдалось в Тверской губернии ещё в конце XIX века [24, с. 112]. В Тамбовской области признаки «консервативной миграции» применительно к периоду 1950 годов заметил В.В. Аникин [25].
Более 52% поселений Тамбовской области и около 70% поселений Тверской области по состоянию на 2010 год переживают острую фазу ДМП и рискуют исчезнуть, так и не завершив его. К этой же категории можно отнести 11% поселений, которые пока только втягиваются в ДМП (как в Тамбовской, так и в Тверской областях).
На уровне сельских советов в обоих регионах втянулось в ДМП свыше половины групп поселений. Но даже в этих сравнительно «благополучных» группах имеют сельские советы, которые сталкиваются с опасностью запустения.
Сравнительный анализ историко-демографического развития двух областей показал, что крестьянское общество в Тверской области имеет меньший потенциал в качестве миграционного донора и базы для естественного роста. Более старая и северная Тверская область дольше шла по пути раскрестьянивания и урбанизации. Несмотря на все обозначенные отличия, демографические стратегии тверских и тамбовских поселений эволюционируют в рамках одной и той же закономерности: Тверская и Тамбовская области просто находятся в немного разных фазах одного и того же процесса. Так, Тверская область значительно превосходит Тамбовскую и по уровню урбанизации, и по количеству городов и посёлков городского типа. Тамбовское крестьянское общество несколько менее истощено и, следовательно, могло бы демонстрировать большие демографические успехи в случае удачной демографической политики.
Список источников
1. Sackmann R. How do societies cope with complex demographic challenges? A model // Coping with Demographic Change: A Comparative View on Education and Local Government in Germany and Poland. European Studies of Population, vol 19. - Cham: Springer, 2015. - P. 25–57.
2. Morgan D.H.J. Strategies and sociologists: A comment on Crow // Sociology. - 1989. - Vol. 23. - № 1. - P. 25–29.
3. Peña F.M., Azpilicueta M.P.E. Existen estrategias demográficas colectivas? Algunas reflexiones basadas en el modelo demográfico de baja presión de la Navarra cantábrica en los siglos XVIII y XIX // Revista de Demografía Histórica. - 2003. - Vol. 21. - № 2. - P. 13–58.
4. Вербицкая О.М. Российская сельская семья в 1897-1959 гг.: историко-демографический аспект. - М. – Тула: Гриф и К, 2009. - 295 с.
5. Население России в XX веке: Исторические очерки. Т. 3, кн. 1: 1960 – 1979. Отв. ред.: Жиромская В.Б., Исупов В.А. - М.: РОССПЭН, 2005. - 304 с.
6. Население России в XX веке: Исторические очерки. Т. 3, кн. 2: 1980 – 1990. Отв. ред.: Поляков Ю.А. - М.: РОССПЭН, 2011. - 225 с.
7. Алексеев В.В., Бородкин Л.И., Коротаев А.В., Малинецкий Г.Г., Подлазов А.В., Малков С.Ю., Турчин П.В. Международная конференция «Математическое моделирование исторических процессов» // Вестник Российского фонда фундаментальных исследований. - 2007. - № 6. - С. 37–47.
8. Бородкин Л.И. Методология анализа неустойчивых состояний в политико-исторических процессах // Международные процессы. - 2005. - Т.3. - №7. - С. 4–16.
9. Бородкин Л.И. Моделирование исторических процессов: от реконструкции реальности к анализу альтернатив. - Санкт-Петербург: Издательство Алетейя, 2016. - 304 с.
10. Бородкин Л.И. Вызовы нестабильности: концепции синергетики в изучении исторического развития России // Уральский исторический вестник. - 2019. - №2. - С. 127–136.
11. Жуков Д.С., Канищев В.В., Лямин С.К. Моделирование демографических процессов в поздней советской деревне: 1959 – 1989 гг. // Историческая информатика. - 2019. - № 4. - С. 43–73. Ссылка.
12. Жуков Д.С., Канищев В.В., Лямин С.К. Фрактальное моделирование историко-демографических процессов. - Тамбов: Ineternum; Издательский дом ТГУ, 2011. - 195 с.
13. Жуков Д.С., Канищев В.В., Лямин С.К. Фрактальное моделирование демографических процессов в российском аграрном социуме (1926 – 1939 гг.) // Fractal Simulation. - 2012. - № 1. - С. 33–60.
14. Zhukov D., Kanishchev V., Lyamin S. Fractal Modeling of Historical Demographic Processes // Historical Social Research. - 2013. - Vol. 38. - Issue 2. - P. 271–287.
15. Жуков Д.С., Канищев В.В. «Если бы не было войны»: моделирование демографических процессов в российской деревне 1930-1950-х годов (по материалам Тамбовской области) // Вестник Пермского университета. Серия: История. - 2019. - № 3 (46). - С. 118-136.
16. Канищев В. В. Кластерный анализ демографического поведения сельского населения Европейской России в начале XX в. и в начале XXI в. К постановке вопроса // Ineternum. - 2011. - № 1–2. - С. 43-55.
17. Жуков Д.С., Канищев В.В. Кластерный анализ как средство выявления типов демографического поведения (русское сельское население, Европейская часть России, начало XX – начало XXI в.) // Новейшая история России. - 2022. - Т.12. - №2. – С. 454-476.
18. Канищев В.В. Демографический переход в российском аграрном обществе второй половины XIX – первой трети XX в. Современные методы исследования // Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы. 2016 год: Аграрное освоение и демографические процессы в России Х – ХХI вв. Отв. ред. Е.Н. Швейковская. - М. – Уфа: ИСл РАН, 2016. - С. 210–223.
19. Население городов и рабочих посёлков Тамбовской области (по данным Всесоюзной переписи населения 1989 г.): статистический сборник. - Тамбов: ТОСУ, 1990. - 115 с.
20. Итоги всероссийской переписи населения 2010 года. В 11 томах. Под ред. Э.С. Набиуллиной. Том 1. Численность и размещение населения. - Москва: Статистика России, 2012. - 1071 с.
21. Всероссийская перепись населения 2002 года [электронный ресурс]. Ссылка.
22. Mandelbrot B.B. The Fractal Geometry of Nature. - New York: W.H. Freeman and Company, 1982. - 470 p.
23. Дьячков В.Л., Канищев В.В., Окатов А.В. Социологические и исторические аспекты миграционных процессов в русской деревне XX – начала XXI вв. (на материалах Тамбовской области) // Социологические исследования. - 2022. - № 6. - С.88-100.
24. Рындзюнский П.Г. Крестьяне и город в капиталистической России второй половины XIX века: взаимоотношение города и деревни в социально-экономическом строе России. - М.: Наука, 1983. - 269 с.
25. Аникин В.В. К вопросу о миграции населения в городах РСФСР в 1950-1956 годах // Вопросы истории. - 1981. - № 12. - С. 56-65.
26. Жуков Д.С., Канищев В.В., Лямин С.К. Моделирование демографических процессов в Тамбовской и Тверской областях, 1989 - 2020 гг. // Историческая информатика. - 2023. - № 1(43). - С. 37-54.