Возрастная структура населения регионов России в начале XXI века: компоненты формирования

Автор: О. Л. Рыбаковский, доктор экономических наук. 
Федеральный научно-исследовательский социологический центр РАН.

Введение

В статье предложен отчасти нестандартный подход к анализу демографического баланса регионов России. Рассмотрены не общие итоги их демографического развития за определённые годы по текущим данным Федеральной службы государственной статистики (Все расчёты в тексте сделаны по данным Росстата 01.10.2022–25.11.2022).), как это обычно делается, а оценены кумулятивные результаты «демографического движения» [1, с. 81–88] постоянного населения регионов РФ, достигшего определённого возраста, а также компоненты этого движения. 

«Население, достигшее определённого возраста», взято в данной работе в качестве демонстрационного примера. В интересах планирования и прогнозирования социально-экономического развития страны и её территорий необходимо исследовать не лиц отдельного возраста, а возрастные интервалы населения, в том числе в половом разрезе. Это может касаться, к примеру, женщин наиболее активного репродуктивного возраста 25–39 лет, либо молодых мужчин мобилизационного возраста 20–34 года. Основной посыл данной статьи — предложение иного возможного пути анализа сложившейся демографической ситуации в регионах страны, выявления компонент её формирования и их пропорций. Важно показать принцип, на базе которого можно производить конкретные расчёты. 

Зачем нужен такой подход? Дело здесь не в том, что традиционный демографический баланс по текущим данным не отражает возрастную структуру населения, а при анализе генетической, или генезисной (структура населения по регионам рождения и/или времени проживания на той или иной территории)[2, с. 58] структуры населения возрастные различия также обычно отсутствуют. Важнее то, что образующие массовые процессы отдельные демографические события (рождения, смерти, постоянные выбытия и постоянные прибытия («Постоянные выбытия», «постоянные прибытия», «постоянные перемещения» населения пришли на смену термину «переселения».)[3]) часто в пределах рассматриваемого периода, особенно, с длительностью в несколько лет, «накладываются» друг на друга. Так, численность населения зависит не только от числа рождений и смертей, но дополнительно растёт за счёт постоянных прибытий и сокращается — за счёт выбытий. Миграционные потоки, корректно измеряемые не числом человек, а количеством постоянных перемещений, повторяются и часто «гасят» друг друга. И оценить по всем этим текущим общим потокам окончательные результаты демографической динамики определённых возрастных групп сложно. По такой текущей информации делать адекватные выводы об итогах и структуре формирования отдельных возрастных групп населения той или иной территории — проблематично. Попытке решить данную проблему и посвящена статья.

Цель работы — улучшение системы управления демографическими процессами на федеральном и региональном уровнях за счёт альтернативной детальной информации об итогах демографической динамики населения в возрастном либо половозрастном разрезе, а также о структуре их формирования за счёт основных компонент — воспроизводственной и миграционной. Объект исследования — население 84  субъектов (регионов) РФ по состоянию на первое января 2022 года (Ненецкий АО рассматривается вместе с Архангельской областью как один регион. Тюменская область берётся раздельно по трём непересекающимся частям: АО Ханты- Мансийский — Югра (ХМАО), АО Ямало-Ненецкий (ЯНАО) и Тюменская область без АО — «юг Тюменской области». Информация по Республике Крым и городу Севастополь до 2015 года оценочная.) Предмет исследования — демографическая динамика населения регионов России, имевшего на середину 1993 года возраст ноль лет, за период с 1993 по 2021 года, а также кумулятивные (итоговые) компоненты этой динамики. Основная задача статьи сводится к оценке для всех регионов России по состоянию на середину 2021 года накопленных за 28 лет кумулятивных итогов демографического движения населения, имевшего на середину 1993 года возраст ноль лет.

Численность населения на середину года берётся для того, чтобы его можно было корректно сравнивать с демографическими процессами за год — рождаемостью, смертностью и миграцией. Исходным является 1993 год, так как Росстат в своей системе ЕМИСС последние несколько лет предоставляет данные рождаемости и смертности по всем регионам России с 1990 года, а по миграции — лишь с 1993 года. Вследствие чего период, по которому возможно проведение подобного исследования на основе общедоступных данных Росстата, приходится на 1993–2021 годы. В итоге получается срез динамики всех накопленных за 28 лет компонент демографического баланса выбранной для исследования возрастной когорты.

Методика исследования

Исходная когорта — численность населения в возрасте нуля лет на середину 1993 года (S₀¹⁹⁹³). За 28 лет оценивается вероятность дожития этой когорты до середины 2021 года (P_0-28). Первая величина (S₀¹⁹⁹³) умножается на вторую (P_0-28). Получается число доживших от нуля до 28 лет при полном отсутствии миграции (S₀¹⁹⁹³× P_0-28). Полученное произведение сравнивается с численностью постоянного населения в возрасте 28 лет на середину 2021 года (S₂₈²⁰²¹). Различия между двумя величинами (S₀¹⁹⁹³× P_0-28) и (S₂₈²⁰²¹) объясняются миграцией и «накладками» четырёх компонент демографического баланса друг на друга, а также переписными поправками и регулярными улучшениями учёта постоянной миграции Росстатом и МВД РФ [4]. Оценивается роль каждой из компонент. В миграционной составляющей выделяются доли межрегионального и зарубежного миграционного прироста/убыли. При таком подходе все взаимные «накладки» компонент друг на друга «гасятся» окончательными результатами. В итоге имеем лишь действия двух основных составляющих — смертности и миграции.

Как рассчитать численность населения в возрасте нуля лет на середину 1993 года, исходя из имеющейся информации Росстата? Есть два варианта. Первый — по данным Росстата о численности постоянного населения на начало года для возраста нуля лет за 1993 и 1994 годы. В этом случае мы имеем дело с откорректированными Росстатом данными с учётом переписных поправок. Второй вариант — по данным Росстата о числе рождений по регионам России за 1992–1993 годы, которые не подвергались корректировке. Возраст ноль лет на середину 1993 года имели все те, кто родился в первой половине этого года, а также все, кто родился во второй половине 1992 года. Миграция по данному возрастному интервалу нами не учитывается, ибо она несамостоятельная и мизерная (в возрастном разрезе). Младенческая смертность отнимается лишь частично, с учётом средней длины жизни до середины 1993 года и различиями в младенческой смертности в 1992 и 1993 годах. 

При втором варианте расчёта приходится идти на допущение о равенстве пропорций полугодовых рождений в регионах и России, так как в Росстате доступны помесячные данные лишь для страны в целом.

Существует и проблема расчёта вероятности дожития от нуля до 28 лет в 1993–2021 годах. Данные показатели имеются в открытом доступе лишь по годам XXI века. По этой причине для оценки вероятности дожития по всему периоду 1993–2021 годов использовалась тесная статистическая взаимосвязь этих показателей с ожидаемой продолжительностью жизни при рождении, региональная информация по которой в Росстате представлена за весь рассматриваемый период. Также учитывалась общность тенденций в бесструктурных показателях смертности населения для подавляющего большинства регионов России за рассматриваемый период. Минимумы почти у всех были в 1994 и 2002–2003 годов, один максимум — в 2019 году.

Следующая трудность — разделение в итоговом, внешнем для регионов миграционном приросте населения двух его составляющих — зарубежного и межрегионального сальдо миграции. Здесь мы вынуждены идти на два допущения. Первое — межрегиональный и зарубежный миграционный прирост населения регионов для рассматриваемого возраста 28 лет пропорционален общему межрегиональному и зарубежному миграционному приросту. Тем более, что основную массу мигрантов составляют люди в возрасте от 16 до 40 лет. Второе допущение — для расчёта вклада двух составляющих миграционного прироста (межрегионального и зарубежного) используются текущие данные из отчётов Росстата о миграции населения, а не расчётные величины, включающие учёт переписных поправок. Делается это вследствие того, что Росстат не разносит для регионов поправки на межрегиональный и зарубежный миграционный прирост. Да и как показывает наша многолетняя практика, индикаторы текущего учёта адекватно отражают миграционную ситуацию в регионах, даже при их основном недостатке — сопоставимости во времени. Основной фактор возникновения этого недостатка — регулярные изменения порядка учёта постоянной миграции Росстатом и МВД (ранее Федеральной миграционной службой) РФ [5, с. 189–194]. Более того, исходя из переписных добавок, оценить то, что с их учётом происходило в межрегиональной и зарубежной миграции по тому или иному региону в большинстве случаев вообще не представляется возможным.

Результаты

Переходя к интерпретации результатов миграции, далее будут раскрыты пропорции рассматриваемого возраста 28 лет. Но так как эти пропорции отчасти оценены по общим объёмам информации о текущей миграции, то, соответственно, все эти умозаключения будут в равной степени касаться и миграционных процессов в целом по рассматриваемым территориям. Произведённые описанным выше образом расчёты и оценки позволили выделить среди всех регионов России четыре группы по итогам демографической динамики возрастной группы 28 лет по состоянию на середину 2021 года.

В первую группу вошли регионы, в которых на середину 2021 года численность постоянного населения в возрасте 28 лет ощутимо превышала численность тех, кто родился на этой территории и дожил до возраста 28 лет (табл. 1). Прежде всего, это основные и локальные миграционные реципиенты России: S₀¹⁹⁹³ — численность населения в возрасте нуля лет на середину 1993 года; P_0-28 — вероятность дожития до середины 2021 года когорты, чей возраст был ноль лет на середину 1993 года; S₀¹⁹⁹³× P_0-28 — число доживших от нуля до 28 лет с середины 1993 года при нулевой миграции; S₂₈²⁰²¹ — численность постоянного населения в возрасте 28 лет на середину 2021 года.

^{Инфографика: ДЕМ.ИНФОРМ / Дарья Ковалева}

Практически все регионы из табл. 1 (кроме Республики Адыгея) — крупные по численности населения и высокоразвитые в экономическом плане территории. За исключение сибирских регионов и ХМАО вероятность умереть от нуля до 28 лет в этих регионах за 1993–2021 годы составляла 5,5–6,5%, что чуть ниже, чем в среднем по России (6,5%). Эти регионы практически весь постсоветский период (за исключением Севастополя, в котором не было положительного миграционного прироста по доступной ранее информации лишь в 1994–1999 годы) имели не только значительный миграционный прирост населения из зарубежья, но и выигрывали от внутрироссийской межрегиональной миграции. Здесь выделяются три основных миграционных магнита России - единые миграционные пространства–макрорегионы: Московский (Москва и Московская область), Ленинградский (Санкт-Петербург и Ленинградская область), а также Краснодарский (Краснодарский край и Республика Адыгея). Доля межрегионального миграционного прироста во всём миграционном приросте составляла для Москвы и Санкт-Петербурга — 85% и 82% соответственно, для Московской и Ленинградской областей — 73% и 74% соответственно, для Краснодарского края и республики Адыгея — 64% и 46% соответственно.

В других регионах (табл. 1) доля межрегионального прироста во всём миграционном приросте составляла 33–39%, в Самарской области — 23%, а в Севастополе по данным за 2015–2021 годы — 44%. Лишь Томская, Ростовская и Калужская области, а также ХМАО имели отрицательное сальдо межрегиональной миграции, многократно перекрытое миграцией из–за рубежа (в четыре, семнадцать, восемь и пять раз соответственно).

Также в первую группу входят крупные промышленные территории, отдельные области, окружающие Московский макрорегион, а также Республики Крым и Мордовия (табл. 2). Вероятность умереть от нуля до 28 лет в этих регионах в среднем за 1993–2021 годы составляла 5,7–7,4%. Лишь в Пензенской, Ярославской областях и Республике Мордовии — немного ниже (5,0–5,4%).

^{Инфографика: ДЕМ.ИНФОРМ / Дарья Ковалева}

Большинство регионов из таблицы 2 за рассматриваемые 28 лет имели межрегиональную миграционную убыль населения. Исключения составляют Липецкая, Ярославская и Свердловская области, а также Республики Крым (по данным за 2015–2021 годы). 

Межрегиональная миграционная убыль населения компенсировалась миграционным приростом из зарубежья. В Хабаровском крае эта компенсация составляла всего 23%, в Республике Мордовия — 62%, в Красноярском крае — 97%, в ЯНАО — 100%. В других регионах компенсация в разы превосходила межрегиональную миграционную убыль: в Астраханской области — в 1,3 раза, Пензенской — в 1,4 раза, Вологодской в 1,8 раз, Смоленской — в 2,0 раза, Ивановской — в 2,6 раза, Тульской — в 2,8 раза, Владимирской — в 3,8 раза, Челябинской — в 4,2 раза, Рязанской области — в 6,5 раз.

Вторая группа по итогам демографической динамики — это регионы, в которых на середину 2021 года численность постоянного населения в возрасте 28 лет была заметно ниже числа тех, кто родился на этой территории и дожил до возраста 28 лет. Речь идёт об основных миграционных донорах страны (табл. 3). За исключением Республики Калмыкия, регионы находятся либо в азиатской части России, либо на Европейском Севере (Кировская область примыкает к нему). Вероятность умереть от нуля до 28 лет в части этих регионов в среднем за 1993–2021 годы была самой высокой по стране: 16,6% в Республике Тыва, 12,6% в Чукотском АО, 9,7% в Еврейской АО, 9,2% в Республике Алтай, 8,9% в Республике Саха (Якутия).

^{Инфографика: ДЕМ.ИНФОРМ / Дарья Ковалева}

Все регионы второй группы за рассматриваемые 28 лет имели межрегиональную миграционную убыль населения, которая слабо компенсировалась миграционным приростом из зарубежья. Более того, Чукотский АО и Еврейская АО имели миграционную убыль населения за рубеж. В Республике Калмыкия данный показатель находится около нуля. В Республике Карелия межрегиональная миграционная убыль населения компенсировалась миграционным приростом из зарубежья на 109%, в Курганской области — на 40%, Кировской области — на 33%. В Республике Саха (Якутия), Амурской области и Забайкальском крае — компенсация составляла 10%, в Архангельской и Сахалинской областях — 7–8%. В республиках Тыва и Коми, а также Магаданской области компенсация была незначительной. Республика Алтай имела близкую к нулю миграционную убыль от межрегионального обмена населением.

Третья группа по итогам демографической динамики — остальные регионы России. В них на середину 2021 года численность постоянного населения в возрасте 28 лет мало отличалась от численности тех, кто родился на этой территории и дожил до возраста 28 лет (табл. 4). 

^{Инфографика: ДЕМ.ИНФОРМ / Дарья Ковалева}

Возглавляют эту группу приволжские и сибирские регионы со средним по России уровнем социально–экономического развития, отдельные области Центрального Черноземья, а также Приморский край, являющийся локальным миграционным реципиентом Дальневосточного федерального округа. Вероятность умереть в возрасте от нуля до 28 лет только у трёх регионов из табл. 4 (Алтайский край, Орловская и Тамбовская области) была чуть ниже средней по стране. У остальных она достигала 7,5% (Кемеровская область — Кузбасс и Республика Хакасия) и даже 9,4% (Омская область).

Республика Хакасия — единственный регион в этой группе, у которого за 28 лет наблюдался межрегиональный миграционный прирост. Его доля во всём миграционном приросте региона составляла 28%. Остальные регионы имели отрицательное сальдо межрегиональной миграции, которое различно компенсировалось приростом населения из–за рубежа. Уровень этой компенсации составил: 28% в Приморском крае, 37% в Омской области, 73% в Алтайском крае, 80% в Пермском крае. Во всех остальных регионах из табл. 5 компенсация превышала 100% и доходила до 269% в Республике Башкортостан и 623% в Псковской области.

^{Инфографика: ДЕМ.ИНФОРМ / Дарья Ковалева}

В третью группу также входят приморские регионы Европейского Севера и Дальнего Востока (Мурманская область, Камчатский край), слабо контактные в миграционном плане регионы Приволжья и Сибири со значительной долей сельского населения, а также Костромская, Вологодская и Брянская области (табл. 5).

Камчатский край и Мурманская область активно развиваются в последнее время, во многом благодаря набирающему силу Северному морскому пути, и требуют притока молодого населения. Наблюдавшиеся здесь после развала СССР негативные тенденции постепенно сходят на нет. В данные территории растёт поток трудовой миграции, являющейся сегодня основным потенциалом для роста постоянной миграции населения. Вероятность умереть в возрасте от нуля до 28 лет в среднем за 1993–2021 годы у населения регионов из табл. 5 средняя по стране. Самая высокая была в Республике Бурятия (8,0%) и Камчатском крае (7,7%), самая низкая — в Мурманской (4,7%) и Вологодской (5,5%) областях. Все регионы из третьей группы имели отрицательный межрегиональный обмен населением. Лишь в Новгородской области эти потери были незначительными. Уровень компенсации межрегиональной убыли миграционным приростом из–за рубежа заметно отличался. Минимальным он был в Мурманской области (8%) и Республике Бурятия (13%), максимальным — в Вологодской (277%), Костромской (208%) и граничащей с Украиной Брянской (150%) областях.

Отдельная – четвертая – группа включает в себя республики Северного Кавказа (табл. 6). Миграционные процессы в них в постсоветское время, особенно в периоды Чеченских войн и Осетино–Ингушского конфликта, отличались от ситуации в других регионах России. Большое влияние оказывали потоки вынужденных переселенцев и беженцев, как правило устремляющихся в соседние с зоной конфликта территории [7, с. 179]. Такие потоки становились причиной убыли населения в одних регионах и одновременного роста – в других. Этим, в частности, объясняется высокая доля миграционного прироста по рассматриваемому возрасту в Республике Ингушетия.

^{Инфографика: ДЕМ.ИНФОРМ / Дарья Ковалева}

Положительные результаты по табл. 6 Республики Дагестан и Чеченской Республики объясняются поправками на естественный прирост по результатам переписей населения 2002 и 2010 годов, добавивших к их населению 562 и 425 тысяч человек соответственно [5, с. 189–194]. Вероятность дожития до 28 лет в указанных регионах была не самая высокая по стране, хотя по показателю ожидаемой продолжительности жизни при рождении некоторые из них являются лидерами в России. Связано это, в том числе с тем, что в данных регионах высока ожидаемая продолжительность жизни не с рождения, а со старших возрастов, что и формирует высокий уровень долголетия населения.

Выводы

Предложенный анализ позволяет показать итоги демографической динамики населения регионов в возрастном разрезе и её компонент в простой наглядной форме. Конкретно демографическую ситуацию в регионах России по состоянию на середину 2021 года, касающуюся группы населения в возрасте 28 лет, можно представить следующим образом (несколько типичных примеров).

1. Москва. Из 100 горожан в возрасте нуля лет на середину 1993 года до 28 лет дожили 94 человека. За 28 лет к ним добавились 107 мигрантов, включая 87 человек из других регионов России и 20 — из-за рубежа. Итог: 201 человек.

2. Новосибирская область. Из 100 лиц в возрасте нуля лет на середину 1993 года до 28 лет дожили 92 человека. К ним добавились 53 мигранта, включая 19 человек из других российских регионов и 34 — из-за рубежа. Итог: 145 человек.

3. Еврейская автономная область. Из 100 лиц в возрасте нуля лет на середину 1993 года до 28 дожили 90 человек. За счёт миграции их число уменьшилось на 17 человек, переехавших в другие российские регионы (пять человек) и за рубеж (12 человек). Итог: 73 человека.

4. Республика Коми. Из 100 лиц в возрасте нуля лет на середину 1993 года до 28 лет дожили 94 человека. Из них 25 человек покинули регион. Итог: 69 человек.

5. Курганская область. Из 100 лиц в возрасте нуля лет на середину 1993 года до 28 лет дожили 93 человека. Из них 25 человек покинули свой регион. Из-за рубежа приехали 10 мигрантов. Итог: 78 человек.

Одна из проблем, снижающих адекватность результатов проведённого исследования, как, впрочем, и любого другого демографического анализа современной России, к сожалению, заключается в том, что постоянное население страны имеет некоторую «шапку», наслоение из «квази–постоянных мигрантов». Это те, кто начиная с 2011 года входят в состав постоянного населения России, но де–факто являются долговременными мигрантами, прежде всего, трудовыми. Они вынуждены регистрироваться по месту пребывания хотя бы для получения патента. А по истечении девяти месяцев регистрации эти лица автоматически переходят в разряд постоянного населения России, хотя реально лишь временно пребывают в стране. Росстат и МВД РФ регулярно улучшают учёт миграции населения России [8, с. 8–10]. Но эти изменения негативно сказываются на сопоставимости статистики постоянного населения и миграции в динамике. Они также не позволяют дать ответит на элементарный вопрос — сколько в России живёт граждан РФ [9], сколько лиц имеют промежуточный статус (вид на жительство, статус переселенца и подобное), а сколько лишь долговременно пребывают в России?

Надеемся, что использование предложенной методики даст возможность более точно оценить кумулятивные итоги и компоненты демографического развития регионов России в половозрастном разрезе, позволит более успешно решать задачи демографического развития страны и её территорий. Адекватному решению данных задач будет также способствовать разработка стратегии демографического развития России с учётом новых реалий.

Литература и Интернет–источники

1. Судоплатова В. С. Компоненты и потенциал демографической динамики современной России и её регионов: дисс. канд. экон. наук: 08.00.05 / Судоплатова Валерия Сергеевна; ИСЭПН РАН. —  Москва, 2015.— 150 с. EDN: XBFSON
2. Демографический понятийный словарь / под ред. Л. Л. Рыбаковского. — Москва: Центр социального прогнозирования, 2003.— 352 с. EDN: QOOXKR
3. Рыбаковский О. Л. Итоги межрегионального обмена населением в России за 1993–2019 гг./ О. Л. Рыбаковский // Научное обозрение. Серия 1. Экономика и право. — 2020. — № 1.— С. 73–82. EDN: YYHVTW
4. Рыбаковский О. Л. Реализация концепции демографической политики России в области постоянной миграции населения/ О. Л. Рыбаковский, О. А. Таюнова // Социологические исследования. — 2016.— № 6.— С. 34–41. EDN: WBBIBB
5. Миграционные процессы в России. / под. ред. В. В. Локосова и Л. Л. Рыбаковского. — Москва: Экон–информ, 2014.— 383 с. EDN: YTKYRZ
6. Рыбаковский О. Л. Трудовая миграция как потенциал роста населения России / О. Л. Рыбаковский, О. А. Таюнова // Народонаселение.— 2018.— № 4.— С. 58–67. EDN: YVSQCL
7. Мартыненко С. В. Глобальная миграция населения: проблемы учёта и анализа / С. В. Мартыненко; ИСПИ РАН.— Москва : Экон–Информ, 2012. — 199 с. EDN: QOPOYB
8. Рыбаковский О. Л. Миграционная ситуация на Дальнем Востоке России в начале XXI века / О. Л. Рыбаковский, О. А. Таюнова // Народонаселение. — 2019. — № 3 — С. 4–14. EDN: TKGVHP
9. Чудиновских О. С. Статистика приобретения гражданства как отражение особенностей миграционной политики России/ О. С. Чудиновских // Вопросы статистики. — 2018.— Т. 25.— № 9.— С. 3–26. EDN: YCKIWT

Оригинал публикации: Народонаселение. – 2023. – Т. 26, № 1. – С. 4-15.