Семья и родительство
Детоцентризм как универсальный код российского гендерного порядка
Официальные статистические данные фиксируют следующие изменения брачно-репродуктивного поведения россиян. За последние годы существенно изменился возраст вступления в официальный брак в сторону его увеличения. Для мужчин средний возраст вступления в брак составляет 26—29 лет, для женщин — 24—26 лет. Уровень брачности и рождаемости достиг минимальной отметки в 1998 и 1999 гг., после чего стал повышаться, достигнув максимальных показателей в 2012 г., а рождаемости — в 2007 г.
Начиная с 1970—1980-х годов устойчиво растет число разводов: практически каждый второй брак заканчивается разводом. Сокращается и уровень брачности: если в 1990 г. он составлял 8,9 браков при 3,8 разводов на 1000 человек, то в 2019 г. количество браков было 6,5 при разводимости 4,2 на 1000 человек. Вместе с тем увеличились доли незарегистрированных браков и внебрачных рождений, последняя в отдельные годы достигает 30% от всех рождений. В фертильных возрастных группах 25—29 лет и 30—34 года доля работающих женщин в 2018 г. составила 82,4% и 84,9% соответственно.
С начала 2000-х годов российская экономика переживала период роста и повышения уровня благосостояния граждан: увеличивались доходы населения, для многих стали доступными потребительские и ипотечные кредиты, что позволило людям активно обустраивать пространство своей частной жизни. В этот же период начался рост субъективного благополучия, а также стала заметна тенденция к переходу от ценностей выживания к ценностям самореализации, что характерно преимущественно для молодежи, выросшей в ситуации политической стабильности и экономического роста. Значимая сфера самореализации — семья и родительство, которые рассматриваются в качестве одного из ведущих жизненных проектов индивидов.
Развивается рынок, который активно включается в обеспечение потребностей семьи. Маркетизация заботы о детях связана с развитием негосударственного сектора образовательных услуг, формированием устойчивого спроса и достаточного предложения услуг нянь, сиделок и пр. Происходит коммерционализация приватности через формирование рынков услуг и товаров, направленных на обслуживание потребностей быта, семьи и родительства. Интенсивно развивается «индустрия детства» и раннего развития ребёнка. Родителям становятся доступны многочисленные товары для детей, начинают работать частные клиники, предоставляющие медицинские услуги новых вспомогательных репродуктивных технологий (НВРТ) по ведению и организации родов, педиатрической помощи, открываются негосударственные детские сады, учреждения дошкольного дополнительного образования («развивалки»), начинают выпускаться специализированные глянцевые журналы для родителей, публикуются книги практических и психологических советов о том, как воспитывать детей и заботиться о них. Общество потребления превращает детство в особую индустрию, коммодифицирует детство и предлагает широкий набор товаров и услуг, комбинируя и выбирая которые современный родитель сможет соответствовать нормативным образцам, репрезентируемым медиа.
Социальной базой индустрии детства становится средний класс, стиль жизни и стратегии воспроизводства которого связаны с особым отношением к приватности. Реклама, ориентированная на данную целевую аудиторию, демонстрирует, что быть хорошим и современным родителем значит уметь выбрать наиболее подходящие детские товары и услуги (медицинские и образовательные). Правильный потребительский выбор дает возможность выразить любовь и заботу о ребёнке. Глянцевые журналы, каталоги и инструкции к товарам также содержат предписания о том, как стать родителем, как заботиться о ребёнке, развивать и воспитывать его. Эти источники составляют конкуренцию экспертному знанию и государственной идеологии родительства. Современный родитель должен стать компетентным потребителем в широком смысле слова.
Изменения произошли и в государственном дискурсе о семье. Законодательство, регулирующее брачно-семейные отношения, стало более сбалансированным в гендерном отношении. Материнство и детство как объекты заботы со стороны государства были заменены в официальном дискурсе социальной политики категорией родительства, включающей в себя и отцовство. Универсализм в предоставлении поддержки уступил место принципу минимализма при оказании социальной помощи семьям. Если в советский период всем семьям, имеющим детей, обеспечивался определенный и примерно равный набор различных типов и форм материальной и сервисной поддержки, то в 1990-х — начале 2000-х годов на помощь со стороны государства формально могли рассчитывать только наиболее нуждающиеся граждане с семейными обязанностями. С середины 2000-х государство стало проводить активную семейную политику, был введён ряд мер, направленных на стимулирование рождаемости (материнский капитал, увеличены выплаты по рождению и уходу за ребёнком, которые стали носить универсальный характер и выплачиваться вне зависимости от дохода родителей).
За прошедшие десятилетия ответственное родительство стало нормативной моделью семейных и детско-родительских отношений. Эта модель представлена в языке официальных документов семейной политики и активно тиражируется массмедиа и популярной психологической и педагогической литературой. Она поддерживается сложившейся инфраструктурой образовательных, медицинских, досуговых учреждений, а также воспроизводится на уровне обыденного сознания и повседневных практик. Ответственное родительство предполагает, что материнская и отцовская роль не являются естественной, биологически детерминированной социальной практикой, напротив, родительству надо учиться, то есть постоянно осваивать определенный набор специализированных знаний в области медицины, психологии и педагогики. Оно также сопряжено с изменением стиля воспитания детей, отказом от насильственных методов в пользу «мягких», гуманистических подходов к развитию ребёнка.
Развиваются и распространяются идеи популярной психологии, которые проникают практически во все сферы жизни от экономики и менеджмента до семейных отношений и родительства. «Эмоциональный капитализм» формирует запрос на счастье, который становится культурным императивом: не только дети, но и родители должны быть счастливы, также есть простые и доступные всем рецепты достижения счастья. Мода на счастье подразумевает «здоровые» (нетоксичные) отношения с партнером и получение удовольствия от времени, проведенного с ребёнком. Этот культурный императив активно транслируется массовой культурой, проникает в государственную идеологию семейной политики, где представлен концептом «благополучная семья», а также становится важным элементом стиля жизни среднего класса.
Новый детоцентризм, выстроенный вокруг идеи ответственного родительства, вписан в идеал буржуазной семьи, который выступает ролевой моделью для современного российского общества. Детоцентрированное ответственное родительство базируется на идее сверхценности детей и реализуется при условии устойчивых супружеских отношений, символически поддерживаемых официальным браком и базирующихся на стабильном материальном положении семьи, обеспечиваемым доходами двух работающих супругов. При этом гендерное разделение труда в такой модели семьи предполагает большую вовлеченность женщин в обеспечение заботы и быта, а мужчины полагаются ответственными за материальное обеспечение семьи. Такое разделение труда поддерживается активным потреблением семьей услуг по образованию и присмотру за детьми, которое организуют женщины, осуществляя таким образом функции менеджмента приватной сферы.
Гендерная идеология: постсоветский консерватизм и сложное отношение к феминизму
Гендерная идеология представляет собой конвенциональные представления о нормативных жизненных сценариях мужчин и женщин, наборе поведенческих качеств и характеристик, которыми они должны обладать, а также принципах разделения труда между ними в различных сферах общественного устройства. Гендерная идеология базируется на культурных предписаниях, характерных для общества, а также формируется под влиянием государственной политики, экономических условий, СМИ. Она воспроизводится на уровне обыденного сознания и в значительной степени определяет ценности, установки и поведение людей.
Советский гендерный порядок декларировал формальное гендерное равенство мужчин и женщин, которое достигалось при значительной поддержке со стороны государства. При этом формальное равенство сосуществовало с традиционными гендерными установками (в первую очередь в сфере семьи и родительства), предписывавшими женщинам большую ответственность и участие в осуществлении домашней работы и уходе за детьми. Гендерный контракт «работающая мать» представлял нормативный способ построения женской биографии советского периода, предполагавший сочетание материнства и работы по найму. Массовое участие женщин в сфере занятости не привело к преодолению гендерной сегрегации на рынке труда, поскольку женщины были, как правило, заняты в так называемых женских профессиях, связанных с образованием, здравоохранением, социальным обеспечением, культурой, и даже там редко занимали высокие руководящие должности.
Сложившаяся в советский период горизонтальная и вертикальная гендерная сегрегация рынка труда сохраняется и в современной России. Она усугубляется высокой конкуренцией на рынке труда, в которой женщины чаще оказываются в менее выгодном положении, поскольку вынуждены выполнять семейные роли. Разрыв в оплате труда мужчин и женщин, который составляет порядка 30%, является одним из ярких показателей гендерного неравенства российского общества. Постсоветская гендерная идеология оправдывает эти различия культурно оформленными представлениями о традиционном предназначении мужчин и женщин, обусловленном их биологическими особенностями. При этом формальное гендерное равенство, подразумевающее равный доступ мужчин и женщин к образованию, работе, участию в политической сфере, не ставится под сомнение на уровне общественного мнения, выступая неотъемлемой частью сложившегося социального порядка.
Гендерная идеология российского общества представляет собой микс эгалитарных и консервативных представлений относительно предназначения мужчин и женщин, а также о правильном разделении гендерных ролей. Так, по данным опросов ВЦИОМ, 42% респондентов считают, что равноправие мужчин и женщин «возможно только в отдельных сферах», при этом 38% полагают, что «полное равенство прав возможно во всех сферах». Показательны ответы на вопрос об отношении к феминизму. Практически половина ответивших не поддерживают феминизм как общественное движение, направленное на достижение равенства полов в различных сферах общественной жизни (55%). Чуть больше 30% одобряют феминистскую повестку, считая ее актуальной для российского общества. Неоднозначное отношение к феминизму обусловлено множеством факторов: устойчивые негативные коннотации этого слова, которые были характерны и для советского времени, отличная от западных обществ логика эмансипации женщин, декларируемое формальное гендерное равенство при сохранении «двойной» нагрузки для женщин и скрытой гендерной дискриминации в публичной сфере, либеральная идеология и капиталистическое устройство экономики, а также активная пропаганда консервативных ценностей, характерная для современной гендерной политики в России.
Именно в этом контексте необходимо интерпретировать доминирование в общественном мнении консервативных взглядов на роль женщины в обществе, а также устойчивую гендерную асимметрию в сфере профессиональной занятости, которая подтверждается статистическими данными о гендерном профиле рынка труда. Так, по мнению подавляющего большинства респондентов (72%), женщина должна уделять больше времени и внимания выполнению своих семейных и материнских обязанностей, чем карьере и личному развитию. Участие женщин в оплачиваемой занятости не ставится под сомнение. При этом устойчиво представление о том, что женщинам лучше занимать руководящие должности в наиболее «подходящих» для них сферах, где они смогут выполнять функции так называемого социального материнства: образование, здравоохранение, культура и воспитание, индустрия красоты. Возможность профессиональной карьеры в политике для женщин также соответствует принципам гендерной сегрегации рынка труда. 68% россиян не видят женщину на посту президента РФ, и только 21% полагают, что женщина может занимать эту позицию. Вместе с тем женщин готовы видеть в должности министров, курирующих социальные вопросы: здравоохранение, социальное обеспечение и образование (69%), но не рассматривают в качестве министров силовых ведомств (83%).
Несмотря на то, что семья рассматривается как главная сфера самореализации женщин, на уровне общественного мнения артикулируется запрос на гендерное равенство в семье. Около половины респондентов полагают, что домашние обязанности (забота о детях, приготовление еды, глажка, уборка, стирка и пр.) мужчины и женщины должны выполнять совместно. Однозначный выбор между семьей и карьерой в пользу семьи на уровне предпочтений поддерживают 57% мужчин и 50% женщин. Личный опыт респондентов и членов их семьи показывает, что гендерный контракт «работающая мать» по-прежнему остается распространенным способом выстраивания женских биографий (по оценкам 23% мужчин и 31% женщин). Карьерноориентированная модель выстраивания баланса семьи и работы отмечена 16% мужчин и 17% женщин.
Гендерная асимметрия также отчетливо видна в ответах респондентов на вопрос о разделении домашнего труда. В частности, мужчины в большей степени считаются ответственными за материальное обеспечение семьи, оплату счетов и мелкий ремонт по дому, в то время как женщины больше занимаются уходом и воспитанием детей, чаще покупают продукты, а также подарки друзьям и родственникам, выполняют домашнюю работу (мытье посуды, приготовление еды, стирка белья и глажка вещей). Такие практики, как организация семейного досуга и уход за домашними питомцами, являются эгалитарными.
Таким образом, советский гендерный контракт «работающая мать» по-прежнему остается легитимным, поскольку от женщин ожидается не только выполнение большей части домашней работы, но и работа в сфере оплачиваемой занятости. Так, участники опросов полагают, что женщины должны вносить в семейный бюджет в среднем 38%, что также соответствует оценкам мужчин и женщин своего реального материального вклада в доход семьи. При этом на уровне ценностных ориентаций и гендерных установок респондентов отчетливо виден консервативный тренд, который во многом созвучен государственной семейной политике и в значительной мере поддерживается мужчинами, обеспечивая им неизменный доступ к патриархатным дивидендам. Соглашаясь с консервативной гендерной идеологией, женщины не только остаются главными поставщиками заботы и выполняют большую часть домашней работы, но и активно участвуют в оплачиваемой занятости. Двойная нагрузка, которую они вынуждены выполнять, ограничивает их карьерные притязания и вынуждает делать выбор в пользу «женской» занятости. Существующий микс эгалитарной и консервативной идеологии порождает поляризацию ответов респондентов, фиксируемую опросами общественного мнения в последние десятилетия.
Семья как обязательный элемент нормальной биографии
На протяжении всего постсоветского периода семья является одной из приоритетной ценностей в жизни россиян. Во времена нестабильности она рассматривается как убежище, способ экономического и социального выживания. Экономическая стабилизация и рост уровня благосостояния также приводят к тому, что ценность семьи возрастает, поскольку семья позволяет не только аккумулировать различные ресурсы, но и отвечает потребности индивидов в эмоциональной близости и защищенности, обеспечивает ощущение стабильности и становится обязательным элементом нормальной биографии. В вопросе о субъективной оценке важности различных сфер жизни отношения в семье занимали второе место по количеству респондентов, отмечающих этот вариант ответа как «очень важный».
Представления респондентов об идеальной семье носят противоречивый характер, включают отсылки к разной гендерной и семейной идеологии (либеральной/традиционной). С одной стороны, они соответствуют модели современной семьи, где качество партнерских и детско-родительских отношений имеет приоритетное значение, а отношения между партнерами основаны на равенстве и одинаковом участии в семейной жизни. В частности, при ответе на вопрос о том, что такое идеальная семья, 81% респондентов в 2012 г. и 87% в 2016 г. выбрали вариант ответа «та, в которой царит взаимопонимание, поддержка и уважение друг к другу». С другой стороны, устойчиво присутствуют элементы традиционализма, когда ожидается, что личные интересы каждого будут подчинены семейному благополучию, что также предполагает наличие главы семьи, обладающего большей символической и экономической властью, авторитет которого признается другими членами семьи. Вариант ответа «интересы семьи важнее частных интересов ее членов» был выбран 78% респондентов в 2012 г. и 77 % — в 2016 г. При этом ответы респондентов оказались достаточно равномерно распределены между двумя идеалами семейного устройства: идеалом равенства и идеалом семейной иерархии: 45% (2012) и 52% (2016) высказались за семью, где «все права и обязанности муж и жена делят поровну» и 53% (2012) и 44% (2014) — за семью, «в которой есть глава семьи, принимающий на себя всю ответственность за близких». Эти представления связаны с многоукладностью российского гендерного порядка, гетерогенность которого обусловлена региональными, этническими и поколенческими особенностями, когда традиционная гендерная идеология сосуществует с современными, индивидуализированными представлениями о семье и гендерных отношениях в целом.
Инфографика: ДЕМ.ИНФОРМ / Дарья Ковалева
Прагматические мотивы создания семьи сосуществуют с романтическим идеалом любви. Наличие отдельного жилья (55% по данным опроса 2009 г.), достаточного уровня доходов (46%) представляется респондентам не менее значимым условием брачных отношений, чем любовь (65%) и наличие взаимопонимания с партнером (34%). За последние десятилетия сформировались конвенциональные культурные модели стиля жизни среднего класса, связанные как с ценностью интимности, близости и хороших партнерских отношений, основанных на любви, так и с важностью материальной обеспеченности и собственного жилья. Такое представление о необходимых слагаемых брака вписывается в представление о буржуазной модели семьи как нормативном культурном образце.
Семья расценивается респондентами как важный источник благополучия (66% респондентов в 2017 г. ощущали поддержку со стороны членов семьи в трудной жизненной ситуации), элемент стабилизации жизни в различных кризисных ситуациях, что объясняет приоритетное место семьи в системе ценностей россиян. В ситуации низкого доверия к другим социальным институтам семья предстает как убежище, страховочный механизм, позволяющий справиться с различными трудностями повседневной жизни. Таким образом, сегодня семья является безусловной ценностью для россиян, вне зависимости от того, разделяют ли они консервативные или современные, более либеральные взгляды на брак. К супружеским отношениям предъявляются высокие и зачастую противоречивые требования (любви, хороших отношений и одновременно материальной обеспеченности), а сама семья становится способом самореализации, выстраивания стилей жизни и воспроизводства статусных различий.
Зачем вступать в брак и какой в этом смысл?
Брачный сценарий сегодня состоит из множества элементов, которые могут комбинироваться различным образом: знакомство молодых людей, период ухаживания и установления близких отношений, сексуальные отношения, совместное проживание партнеров, регистрация брака и рождение ребёнка. Предпочтительным возрастом для вступления в брак для мужчин респонденты называют 27 лет (в 2017 и 2019 гг.) и 23 года (в 2017 г.) /24 года (в 2019 г.) для женщин. Эти нормативные представления соответствуют фактическому среднему возрасту вступления в первый брак, зафиксированному в официальных статистических данных.
Основной целью заключения официального брака, по мнению участников опросов, является рождение ребёнка (1989 г. — 56%, 2014 г. — 60%). Совместное проживание без регистрации брака одобряют примерно половина респондентов. Вместе с тем 71% респондентов осуждают ситуацию, когда после рождения ребёнка родители не регистрируют свои отношения, сохраняя их в статусе гражданского брака (по результатам опроса 2019 г.). В представлениях россиян одной из значимых ценностей выступает не просто семья, а именно семья, имеющая детей. Родительство — обязательный элемент нормативного жизненного сценария, особенно для женщин. Соло материнство устойчиво оценивается респондентами как приемлемый жизненный выбор, объясняемый конкретными жизненными обстоятельствами женщины. Другим значимым мотивом для вступления в брак считается потребность в близких, интимных отношениях, поддержке и понимании со стороны партнера (в 1989 г. 42% респондентов выбрали этот мотив, в 2014 г.— 43%).
Приведенные данные демонстрируют современную тенденцию модернизации семьи, повышения значимости качества партнерских отношений, формирования устойчивого тренда интимизации семейных отношений, когда семья становится союзом, представляющим интимную ценность для самих супругов. Бытовая сторона семейной жизни (уборка, стирка, приготовление пищи и др.) стала в меньшей степени оцениваться респондентами как негативный элемент брака. В 1989 г. 40% респондентов считали, что быт портит семейную жизнь, а в 2014 г. с этим вариантом ответа были согласны 22%. Этому в немалой степени способствовала потребительская революция среднего класса 2000-х годов, которая привела к автоматизации и коммерциализации домашней работы.
Детоцентризм российской семьи. Дети и методы их воспитания
В российском обществе существует совпадение между идеальным, желаемым и реальным числом детей, когда двухдетная модель семьи является нормативным образцом, на который люди ориентируются в своей повседневной жизни. Данные официальной статистики и опросов общественного мнения показывают ограниченное влияние направленной на стимулирование рождаемости государственной семейной политики и пропаганды многодетной семьи в качестве нормативного образца. Эффекты ее воздействия отражаются в увеличении числа тех респондентов, в представлении которых идеальная семья состоит из родителей и троих детей. При этом реальное репродуктивное поведение остается ориентированным на рождение одного или двух детей.
Если количество детей в типичной российской семье не претерпело значимых изменений за последние десятилетия, то стиль родительства и методы воспитания стали существенно отличаться от сложившихся в советский период.
Идеология и практики ответственного родительства, характерные для городского образованного среднего класса и поддерживаемые быстро развивающейся индустрией детства, привели к изменению родительских ценностей, поведенческих установок и методов воспитания детей.
Наиболее заметные трансформации коснулись отцовства и пересмотра содержания отцовской роли. Прежде всего они связаны с бо́льшим по сравнению с советским временем участием отцов в повседневной заботе и воспитании детей. Отцовство перестает рассматриваться как исключительно экономическая функция, связанная с материальным обеспечением семьи. Новое, вовлеченное отцовство делает акцент на качестве детско-родительских отношений, подчеркивает позитивные эффекты для развития ребёнка наличия близких, доверительных взаимоотношений с отцом, особенно в ситуации развода родителей. Представление о «хорошем отце», сложившееся в общественном мнении, в первую очередь связывается с такими качествами, как забота о семье (30% по результатам опроса 2019 г.), участие в воспитании детей (21%). При этом материальная ответственность мужчины перед семьей занимает третью позицию наиболее популярных ответов (20%). Образ «плохого отца» определяется через такие характеристики, как неучастие в заботе и воспитании детей (37%), отказ от выполнения своей экономической функции (15%).
Современные отцы по сравнению с поколением своих родителей рассматривают себя как более вовлеченных и участвующих в воспитании, ориентированных на выстраивание доверительных отношений с ребёнком, более открыто проявляющих свою любовь к детям. Они меньше следуют авторитарному стилю воспитания, реже проявляют строгость по отношению к детям. Ответы респондентов позволяют говорить, что отцовские практики стали более разнообразными. Мужчины не просто проводят свободное время с детьми, они выбирают такие совместные способы времяпрепровождения, которые способствуют интеллектуальному, физическому и культурному развитию ребёнка.
Современное родительство, выстроенное на основе детоцентризма, предполагает принципиальное изменение стиля родительства, отказа от авторитарных, «жёстких» методов воспитания (широкое использование наказаний в воспитании, в том числе использование физических наказаний) в пользу более гуманистических, «мягких» способов воздействия на ребёнка. В частности, респонденты утверждают, что их родители намного чаще применяли к ним в детстве, чем они сами применяют по отношению к своим детям, такие методы наказания, как «постановка в угол», «телесные наказания в виде щелчков, шлепков, подзатыльников», «лишение карманных денег», «наказание ремнём». В целом респонденты обращаются к практикам наказаний в воспитательных целях реже, чем их родители. Однако, не менее часто они используют «наставления, нравоучения», а также ограничения прогулок, просмотра телевизора. Новым дисциплинарным методом стало «ограничение пользования компьютером», что представляет собой адаптированную практику регламентации и ограничения доступа к развлечениям (прогулкам, просмотру телевизора и пр.).
Современное российское родительство вписывается в глобальные тренды трансформации родительской культуры. Они связаны с широким распространением идеологии ответственного родительства, большим участием мужчин в повседневной заботе о детях, увеличением значения качества детско-родительских отношений. Не только сами дети, но и хорошие отношения с ними становятся ценностью и требуют от родителей рефлексивной работы по формированию и поддержанию таких близких и доверительных отношений. Новое представление о содержании родительских ролей, многообразие родительских практик следует логике отказа от императивного стиля родительства в пользу развивающих и поддерживающих методов воспитания ребёнка.
Инфографика: ДЕМ.ИНФОРМ / Дарья Ковалева
Развод: кризис семьи или нормальный этап брачного сценария?
Несмотря на то, что семья имеет крайне высокую субъективную ценность для россиян, уровень разводов на протяжении последних десятилетий остается высоким. Наиболее распространенными, с точки зрения респондентов, причинами разводов являются экономические факторы: бедность и отсутствие работы (21% в 2013 г. и 46% в 2019 г.), также такие личные обстоятельства, как супружеская измена (24% в 2013 г. и 22% в 2019 г.) и отсутствие взаимопонимания между супругами (19% в 2013 г. и 21% в 2019 г.).
В целом общественное мнение демонстрирует высокую толерантность к разводам. Развод рассматривается как достаточно нормальный и нестигматизированный способ завершения брачных отношений. Либеральное законодательство в отношении разводов и массовость данной практики (отражающаяся в официальной статистике) также способствуют нормализации разводов. Так, на вопрос о том, в каких случаях супружеская пара может развестись, только 13% респондентов в 1990 г. и 10% в 2019 г. ответили, что нельзя разводиться ни в каком случае. Все остальные участники опроса выбрали ту или иную форму оправдания развода.
Как видно из Таблицы 2, за последние десятилетия увеличилось значение прагматических мотивов в качестве барьеров расторжения брака. Ответы на вопрос о значимых, по мнению респондентов, факторах, препятствующих разводу, показывают увеличение роли экономического неравенства супругов в браке. Если 1990 г. только 7% респондентов отмечали в качестве такого препятствия «материальную зависимость одного из супругов», то в 2019 г. этот вариант поддержали 25% участников исследования. Именно женщины в результате развода оказываются в наименее выгодном экономическом положении из-за гендерного разрыва в оплате труда, а также в случае, если в браке они занимались преимущественно воспитанием детей и ведением домашнего хозяйства. Кроме этого, невозможность получить алименты от бывшего супруга, по мнению большинства женщин, представляет собой проблему, которая носит массовый характер. Риски ухудшения материального положения одного из супругов после развода стали более значимыми для россиян в ситуации роста экономического благосостояния, повышения стандартов жизни и массовизации стиля жизни среднего класса, поскольку потери могут оказаться более существенными.
Ты — мне, я — тебе: отношения семьи и государства
Начиная с середины 2000-х годов российское государство проводит активную семейную политику, направленную на повышение уровня рождаемости. Пакет мер семейной политики включает различные материальные выплаты семьям в связи с рождением ребёнка. Наиболее показательна в данном случае программа материнского/семейного капитала. Наряду с этим государство поддерживает инфраструктуру заботы о детях (медицинские, образовательные учреждения), однако проблема доступности этих сервисов (например, очереди в детские сады) и качества предоставляемых в них услуг (большая наполняемость групп и классов) по-прежнему актуальна для многих российских семей. Меры так называемой политики баланса семьи и работы, адресованные работающим родителям (возможность гибкой занятости, дистанционный формат работы и др.), определяются на уровне официальной риторики как «женская проблема», с которой сталкиваются исключительно матери при выходе на работу. Несмотря на декларируемое гендерное равенство в сфере родительства (например, право как матери, так и отца взять отпуск по уходу за ребенком), на уровне практик организации заботы о детях сохраняется устойчивая асимметрия участия мужчин и женщин. Пронатализм современной российской семейной политики делает акцент на экономических выплатах и оставляет на периферии внимания вопросы предоставления доступных и качественных сервисных мер поддержки семьям с детьми и разработки эффективных механизмов установления баланса между профессиональными и родительскими обязанностями (дружественная детям городская инфраструктура, доступность каникулярного отдыха для детей и пр.), что выступает одной из причин снижения рождаемости в последние годы.
Другой отличительной чертой российской социальной политики является патернализм, когда государство выступает основным источником благополучия граждан, что также соответствует и их ожиданиям на получение различных видов помощи от государства. Ловушка патернализма создает ситуацию, когда государство в ответ на устойчивый запрос со стороны граждан в материальной поддержке вкладывает основные ресурсы в постоянно увеличивающиеся как по количеству, так и по размеру выплаты населению, не достигая при этом поставленных целей. В то же время граждане, не доверяя государству и не рассчитывая в полной мере на его помощь, используют все причитающиеся им выплаты, льготы и другие меры поддержки, поскольку исходят из представления о необходимости «получить свое».
Результаты опросов 2019 г. демонстрируют достаточно высокий уровень осведомленности российских граждан о мерах поддержки семей с детьми. О снижении ставок по ипотеке для семей с детьми слышали 74% респондентов, а о снижении налога на недвижимость для многодетных семей — 52%. При этом только 27% респондентов считают, что эти меры будут способствовать повышению рождаемости, 60% сомневаются в их эффективности и еще 5% полагают, что они принесут больше вреда, чем пользы. Несмотря на это, основной запрос к государству касается существенного увеличения денежных выплат семьям с детьми (63% респондентов выступают за увеличение таких выплат). Это во многом продиктовано объективными условиями, когда рождение каждого последующего ребёнка увеличивает риск бедности и ухудшает материальное благосостояние семьи. В 2017 г. 35% респондентов полагали, что рождение ребёнка ухудшило материальное положение их семьи.
Значимым запросом в отношении поддержки семьи является расширение доступа к услугам детских садов и другим формам поддержки, позволяющим женщинам совмещать работу и материнство, не уходя на долгое время с рынка труда. В 2017 г. большинство респондентов утверждали, что положение матерей могли бы улучшить следующие меры: место в детском саду при предприятии (72%), гибкий график работы (69%), возможность работы удаленно (61%), средства для найма няни (54%). Наиболее острыми проблемами материнства в 2008 г. считались низкий уровень жизни (по мнению 20% респондентов), низкий размер детских пособий (19%) и недостаточное число детских воспитательных учреждений (17%). В 2017 г. порядок ответов на этот же вопрос поменялся: наиболее актуальной проблемой был назван недостаточный размер детских пособий (24%), затем — нехватка мест в детских садах (21%) и на третьем месте — низкий уровень жизни (15%). На протяжении последнего десятилетия наблюдался рост потребности отцов в институциональных мерах поддержки, позволяющих им реализовать ответственное отцовство. В первую очередь это касается введения отцовского отпуска по уходу за ребёнком (42% мужчин допустили для себя возможность взять такой отпуск в 2019 г.).
Таким образом, восприятие мер государственной политики в отношении семьи имеет достаточно прагматический характер и связано прежде всего с материальной поддержкой родителей, а также обеспечением возможности совмещения работы и материнства для женщин. Граждане хорошо осведомлены о доступных мерах семейной политики, готовы ими воспользоваться, пользуются и знают, как это сделать. В условиях существующего пронатализма формируются ожидания более дифференцированных, гибких мер поддержки, в большей степени соответствующих модели ответственного родительства, где на первый план выходит качество услуг, а также ценится вклад обоих родителей в осуществление повседневной заботы о ребёнке.
Заключение
Обзор тенденций изменений семьи и родительства за последние три десятилетия позволяет дать ответы на вопросы о том, в каком направлении меняются ценности, поведенческие установки и нормативные представления россиян. Мы видим достаточно противоречивую и многослойную картину мнений о ролях мужчин и женщин, устройстве семьи и организации быта, родительстве и методах воспитания детей. Некоторые темы являются линиями раскола: феминизм, гендерное равенство и насилие, другие выступают точками консенсуса: высокая ценность семьи, детоцентризм, методы воспитания.
Происходящие в России изменения в сфере семейных отношений и родительства вписаны в глобальные тренды трансформации интимности и формирования сверхценности детей. Такие показатели второго демографического перехода, как увеличение возраста вступления в брак, возраста матери при рождении первого ребенка и сокращение числа детей в семье, рост числа незарегистрированных партнерств на фоне снижения официальной брачности и повышения уровня разводов, стали характерными чертами брачно-репродуктивного поведения россиян. Эти объективные изменения сопровождаются возрастанием ценности семьи. Вместе с тем изменяются и требования, предъявляемые к партнерским и детско-родительским отношениям. Семья не только обеспечивает экономическое выживание своих членов, но и становится одной из приоритетных сфер самореализации индивидов, обязательным элементом их нормальной биографии.
Детоцентризм российских семей и гендерного порядка в целом наиболее ярко проявляется в тех изменениях, которые произошли в сфере родительства. Идеология ответственного родительства, активно транслируемая массовой культурой, поддерживается растущей индустрией детства и находит своё отражение в изменениях ценностей и практик современных родителей. Данные массовых опросов показывают тенденцию гуманизации детско-родительских отношений и демократизации родительства.
Наряду с этим в сфере семейных отношений достаточно отчетливо видны следы советского наследия. Гендерный контракт «работающая мать» остается наиболее распространенным способом построения женских биографий. Двойная занятость женщин по-прежнему основана на гендерном неравенстве в сфере домашнего труда и родительства. Распространение модели ответственного родительства и вовлеченного отцовства не приводят к реальному пересмотру принципов организации заботы о детях, оставаясь, в отсутствие институциональной поддержки со стороны государственной семейной политики, на уровне деклараций и модных трендов.
На рынке труда отчетливо прослеживается гендерная сегрегация, делающая женщин «работниками второстепенной значимости» (с точки зрения престижа и оплаты труда). Представления о женских профессиях соответствуют социальному материнству, когда функции женщин в публичной сфере рассматриваются как продолжение их «естественных» ролей, связанных с воспитанием детей, заботой о пожилых или больных членах семьи.
Сфера семейной жизни — это место, где встречаются, сосуществуют и входят в противоречие либеральные и консервативные взгляды на роли мужчин и женщин. В нем присутствуют отдельные сюжеты, относительно которых общественное мнение более консолидировано и носит скорее либеральный характер: добрачный секс, гражданские браки, родительство, разводы. В то же время отчетливо видны зоны турбулентности, когда старые социальные нормы и системы интерпретаций перестают поддерживаться большинством и приводят к расколу общественного мнения по отдельным вопросам.
Пандемии коронавируса и самоизоляция стали вызовом для семьи в связи с вынужденным изменением практик повседневности, рисками экономической дестабилизации и снижения уровня жизни. В этой ситуации семья выполнила свою стабилизирующую функцию, также как и в другие кризисные периоды, став, по мнению россиян, сферой стабильности и взаимной поддержки. При этом гендерные неравенства в семье увеличились в период карантина, поскольку именно женщины выполняли основные обязанности по уходу и воспитанию детей.
В целом можно утверждать, что опасения относительно разрушения института семьи и кризиса семейных отношений сильно преувеличены. Алармизм российской государственной политики последнего времени и консервативно настроенных общественных сил выглядит необоснованным. Уникальность семьи как социального института выражается в ее гибкости и адаптивности. Происходящие в нем изменения представляют процесс переформатирования семейного устройства под потребности каждого живущего в нем человека.
Статья представлена в сокращенном виде. С полной версией можно ознакомиться по ссылке: https://sociodigger.ru/3d-flip-book/2020vol1-2/